Вдох-выдох, или «Как преодолеть страх общения с пациентом»

05.07.2019

— Мы разговаривали минут пятнадцать, больше говорил он. Задавал вопросы, и я отвечала. Все следующие госпитализации он хотел разговаривать только со мной, относился с уважением. 

Все могло сложиться иначе, если бы в один момент Катя не смогла преодолеть растерянность и страх и сделать шаг навстречу пациенту. Она рассказала Profilaktika Media, как ей это удалось. 

Умение общаться: талант или навык? 

У нас принято считать, что умение врача доступно объяснять информацию — талант, и отдельным элементам общения можно научиться у коллег, которых одарили званием «талантливых». Но это навык. Тренируемый навык, которому можно и нужно учиться. Это мышца, которую можно «накачать». И мы «качаем».

Полезно ли учиться говорить с пациентом? Однозначно полезно. И дело даже не возможности разобрать ситуации, задать вопросы или услышать экспертное мнение. Это скорее шанс встретиться лицом к лицу со своим страхом, с ситуациями в общении с пациентами, при одной мысли о которых хочется забраться под стол в ординаторской и сказать «я в домике!».

В России курсы для врачей по общению с пациентом только начинают появляться. Причем и врач, прошедший такие тренинги, и специалист, способный их проводить, — скорее исключение. 

Как это работает?

Как боггарт из мира Гарри Поттера, актер превращается перед твоими глазами именно в того пациента, которому ты не знаешь, что сказать. В глазах такого пациента ты не поднимаешься на уровень своих ожиданий. Здесь появляется риск скатиться на уровень рефлексов  и ответить агрессией на агрессию. В этом случае термин «эмпатия» со скоростью света вылетает из головы. 

Такие занятия позволяют отточить все навыки общения и сделать именно их рефлексами, а дальше применять в каждодневной практике. И действительно работает! Попадая после мастер-класса в похожую ситуацию, в голове включается голос Вадима, и моментально успокаиваешься и берёшь ситуацию под контроль. 

Да, пока тяжело, получается не всегда, но свои ошибки уже видишь, рефлексируешь и хочется работать над навыками ещё и ещё. Ты ежедневно оцениваешь ситуацию, выдыхаешь и идёшь говорить с пациентом.

Личный опыт — самый ценный

Самый сложный опыт общения для меня — первый. И дело не в том, что я была не подготовлена, а в том, что случай был тяжелым. 

Мужчина сорока с небольшим лет, опухоль толстой кишки с множественными метастазами в печени. Период диагностики для него затянулся, и в стационар на химиотерапию он поступил уже в, мягко говоря, неважном состоянии. Это, конечно же, не добавляло ему позитива и дружелюбия по отношению к соседям по палате, врачам отделения и ординатору 1 года, которая пришла к нему собрать анамнез и подписать согласие на проведение химиотерапии.

В палате было четверо пациентов-мужчин, которым он как раз жаловался на систему здравоохранения и мироустройства одновременно. Я старалась говорить спокойным уверенным голосом, не реагировать на его выпады: «Что у вас за медицина такая, если не может ответить точно, когда у меня эта опухоль расти начала?!», «Зачем ты у меня все эти вопросы спрашиваешь? Это вообще какое значение имеет?» — по факту я стояла посреди палаты с растерянным видом, будто меня отчитывает директор школы перед всеми одноклассниками. 

Остальные пациенты палаты уже вовсю хихикали над этой сценой и с интересом наблюдали за развитием событий. Честно, хотелось расплакаться. Спас ещё один вернувшийся в палату пациент, попросив всех выйти, чтобы проветрить палату.

Мой пациент вышел в коридор и сел один в самом дальнем углу на диван. На тот момент я спросила и подписала всё, что мне нужно (академическая задача выполнена), и могла спокойно уйти в ординаторскую, но не позволила это самой себе, для меня это бы означало слабость, проигрыш. Я подошла к нему и села рядом. 

— Если вас беспокоят ещё какие-то вопросы, то мы могли бы их обсудить…

— Доктор, вы простите, что я так. Сил просто нет, да и боль эта. Знаете, вы меня не для меня лечите. Для жены и сына. Тяжело отвечать ребенку, когда корчишься на полу от боли, на вопрос: «Папа, ты умираешь?» Если бы не они, то я бы эвтаназию сделал, это я вам точно говорю.

Мы разговаривали минут пятнадцать, больше говорил он. Задавал вопросы, и я отвечала. Будучи ординатором у меня было время, чтобы хотя бы выслушать человека. Во время всех последующих госпитализаций он хотел разговаривать только со мной, относился с уважением. Возможно на него подействовало то, что я подошла к нему несмотря на негатив в палате, а может, потому что выслушала. Главное —  помогло.

История закончилась грустно через несколько месяцев. После было ещё много тяжелый случаев и пациентов, но эти разговоры я помню почти дословно. Особенно помню фразу, которую он мне говорил: «Доктор, вы слишком оптимистичны!», и улыбался так по-доброму.

P.S.

Потребности пациента выходят за рамки врачебного минимума «осмотрел, выписал препарат, отпустил»: он нуждается в доступной информации о своем состоянии, и получить ее можно только в диалоге с врачом на равных. Большинство российских врачей продолжает настаивать на том, что их основная миссия — молча победить болезнь. Чувства пациента при этом остаются не у дел, и это большая проблема.