Дневник Евгении: «Что помогает мне жить, а не только болеть»

21.06.2022

В сентябре 2020 года Евгения Сорокина обратилась к врачам по поводу сильной усталости и длительного дискомфорта в кишечнике. Причину такого состояния обнаружили в ноябре — оказалось, это злокачественная опухоль, колоректальный рак.  

Историю лечения и жизни с диагнозом Евгения решила подробно рассказывать на «Профилактике Медиа». Публикуем четвертую часть ее дневника — о том, как Евгения психологически справляется с болезнью и что ей помогает.



О цели дневника

Меня зовут Евгения, я живу в Москве и много лет работаю в сфере маркетинга. В 44 года я столкнулась с диагнозом «аденокарцинома толстой кишки» — рак восходящей ободочной кишки. 

Второй год я прохожу лечение, и за это время мне пришлось разобраться во многих нюансах, связанных с болезнью. Я подумала, что, поделившись своим опытом, возможно, я смогу помочь тем, кто находится в начале пути и не понимает, что его ждет, или пытается помочь близкому человеку. 


Я помню, как мне было страшно от неизвестности. Моя цель — не столько рассказать о личных переживаниях, хотя как без этого, а в большей степени поделиться полезной информацией, которую мне удалось узнать в процессе. 


С редакцией «Профилактики Медиа» мы решили дополнять мой рассказ комментариями врачей, чтобы он стал максимально информативным. 

В четвертой колонке я расскажу, как психологически справляюсь с болезнью и что помогает мне жить практически обычной жизнью. 

Дневник-Евгении.jpg


Отношение к болезни

Я очень долго не могла принять болезнь. Сначала я надеялась, что после операции и 12 курсов химии я все забуду как страшный сон и начну новую жизнь. 

Мне не хотелось рассказывать о болезни, не хотелось, чтобы знали коллеги и знакомые. Например, было психологически очень сложно согласиться на оформление инвалидности, у меня не укладывалось в голове: я и инвалидность, я и пенсия… Уговорили друзья, которые прошли через это — такой статус дает пенсию и льготы, которые не лишние во время лечения. Помню, я тогда решила, что оформлю на год и потом не стану продлевать.  


Когда выяснилось, что химия не помогает и болезнь прогрессирует, то я все равно надеялась на каждую новую схему и по-прежнему не хотела ассоциировать себя с болезнью. Более того, первый год лечения я чувствовала себя вполне хорошо, за исключением нескольких дней во время и сразу после курса, поэтому периодически забывала, что болею — и каждый раз возвращение в реальность было неприятным.


Потом был период, когда я понимала, что болею, но не могла без слез думать, что исход может быть любым. Конечно, мне хотелось, чтобы все наладилось и я выздоровела, поэтому результаты каждого КТ становились ужасным испытанием.

Переломный момент наступил, наверное, после очередного КТ, которое по-прежнему показывало прогрессирование, причем процесс распространился сразу еще на несколько органов. И я начала думать о прощании с родными, о хосписе… К счастью, это длилось недолго — мне повезло с психологом. 


И в какой-то момент я поняла, что спокойно могу воспринимать болезнь и говорить о ней. Она, к сожалению, стала частью жизни. Я не получаю от этого удовольствия, но я и не пытаюсь избегать.


Мне кажется, здесь нет единого рецепта. Но очень важно найти тот баланс, когда ты готов лечиться и делать все, что от тебя зависит, и одновременно понимаешь, что будущее неизвестно и может быть любым.

На-прогулке.jpg

На прогулке


Родные и близкие

Мне очень не хотелось расстраивать близких, и для меня это долгое время было самой болезненной темой.  Конечно, они знали, что со мной, но я всегда старалась особо не погружать их в детали. Так, когда выяснилось, что на фоне лечения у меня появились метастазы в легких, я сказала родным, что есть небольшие очаги в легких, поэтому придется еще полечиться. Они, кажется, даже не поняли, что это значит. Но для меня это было слишком тяжело. 

По сути, я не могла выразить свои эмоции, стараясь делать вид, что все в порядке. Узнавая результаты очередного КТ, я всегда уходила на несколько часов «гулять», чтобы хотя бы немного справится со своим состоянием. 

Больше всего доставалось моей лучшей подруге Марине, которой я рассказывала почти все. Но я видела, что и она с трудом справляется, и ей каждый раз нужно время, чтобы принять ситуацию и начать снова меня подбадривать. Хотя она очень старалась не показывать вида. И всегда была рядом. 


Кстати, для меня оказались самыми важными слова поддержки тех, кто сам сталкивался с болезнью. В моем окружении есть несколько человек, которые прошли через это. И вот им удавалось найти самые правильные слова, и они были самыми ценными.


А в момент кризиса, когда я уже начала собираться в хоспис, мне повезло, и я встретила психолога Марину Константиновну. На мое объяснение, что я не хочу расстраивать близких, она сказала: «Они уже расстроены, они знают, что вы болеете. Вам важно иметь возможность открыто выражать свои чувства и грустить, если грустно». 

Буквально в тот же вечер я объяснила маме, что со мной происходит, а когда возникла критическая ситуация, то просто поплакала при ней. И это, действительно, был огромным освобождением. Мама восприняла все довольно спокойно, потому что она и так многое понимала, так как и сама несколько лет назад проходила лечение. А мне стало в тысячу раз легче.


На мой взгляд, скрывать болезнь или состояние от родных не нужно. Психологически это слишком тяжело, особенно в момент, когда нужна их поддержка.


Кошка.jpg

Кошка Марта


Врачи

За время лечения, а это уже 1,5 года, я определила для себя три категории врачей: те, кто верит, что вас можно вылечить, те, кому все равно и те, кто не верит.

Врачей, которые верят и пытаются вылечить, мне встретилось примерно 30% от общего количества. Что особенно приятно, главврачи, профессора, заведующие отделениями, как правило, были именно из этой категории. Все же врач должен хотеть помочь пациенту, иначе зачем…

Особенность общения с такими врачами — это очень деликатное обсуждение ситуации. Они всегда крайне осторожны в прогнозах и обычно говорят что-то вроде: «Давайте сначала проведем такие-то исследования, а потом обсудим тактику», «У нас в запасе есть варианты». Стараются всегда быть на связи.


Это на самом деле очень важно для пациента — чувствовать веру и поддержку врача.


Врачи, которым все равно, — чаще всего районные врачи, у которых огромный поток пациентов и еще бумажная работа. Им обычно некогда и не хочется отвечать на ваши вопросы. Обычно они обрывают на полуслове и говорят что-то типа «Вам это не нужно знать» или «Сейчас нет смысла это обсуждать». Они стараются не давать телефон, а если дают, то просят писать в крайнем случае, но отвечают через 1-2 дня.

С врачами, которые не верят, общение заканчивается почти сразу. Они чаще всего вздыхают и говорят фразы вроде: «Вы же понимаете, что мы просто продлеваем вам жизнь», или даже «К сожалению, вам не поможет ни одна схема, лучше ищите клинические исследования». Даже если они правы, слушать это довольно сложно. Я не хочу, чтобы врачи мне врали, но я хочу, чтобы они использовали все шансы и помогли мне бороться. 


Здесь могу сказать только одно: если врач вгоняет вас в депрессию — меняйте врача. Это правда, что надо искать своего врача.  


После-химии.jpg

По дороге с очередной химии


Работа и коллеги

Через несколько месяцев после начала «химии» я стала работать — удаленно, проектно, но работать. Мне повезло: я вернулась на свою старую работу, с которой уволилась перед болезнью. Как только руководство узнало о моей ситуации, то довольно быстро предложило вариант. 

Несколько коллег, с которыми сложилось близкое общение, знают о болезни, остальные — нет. Но в связи с пандемией никого не удивляет удаленный формат, так что это большой плюс. 


Наличие работы, конечно, очень отвлекает от болезни, а удаленный формат позволяет мне самой варьировать загрузку по времени. 


Сейчас занятость предполагает, что в среднем каждый день мне нужно несколько часов провести за компьютером, раз в неделю съездить в офис на встречу, а остальное время — быть на связи. И меня стараются, с одной стороны, очень беречь, а с другой — подключать к интересным для меня проектам. Мне повезло.

Очень рекомендую работать во время болезни. Пусть частичная занятость, пусть удаленно, но это не дает ощущения «выпадения из жизни» и отвлекает от мыслей о болезни.


Психолог и антидепрессанты

У меня не было опыта регулярной работы с психологом. Я довольно спокойный и рассудительный человек, поэтому привыкла сама разбираться со своими проблемами. 

Несколько лет назад, когда не понимала, что причина моего ослабленного состояния в болезни, а думала про выгорание, попробовала походить к психологу, но, честно говоря, особой пользы не увидела и забросила это дело. Думаю, поэтому первый год лечения я особо не думала о психологической помощи — мне казалось, что и сама справлялась. 

Но в декабре 2021 я начала сильно переживать из-за того, что никак не проводился консилиум для согласования новой схемы, и мне никто не мог объяснить, с чем связана задержка. Без лечения я находилась 2 месяца, что, как выяснилось потом, привело к сильному ухудшению ситуации. Плюс появились проблемы со здоровьем у мамы. 


В общем, в какой-то момент я поняла, что у меня проблемы со сном, я часто просыпаюсь, причем в почти истерическом состоянии. Мне прямо хотелось кричать: «Я так больше не хочу, мне так не нравится!», потом долго не могу уснуть. Также я с трудом сдерживаю раздражение, часто срываюсь на близких. И это продолжается месяц… Так я поняла, что сама я не справляюсь и мне нужны успокоительные препараты. 


Тогда я думала, что их выписывает психолог, и на очередном приеме спросила у своего химиотерапевта, нет ли в больнице психолога. Оказалось, что да, есть. Записаться мне удалось уже после январских праздников, и с тех пор каждую неделю я стараюсь попасть на прием к онкопсихологу. Правда, выяснилось, что рецептом и подбором препаратов занимается не психолог, а психиатр или невролог, поэтому параллельно я нашла врача, который подобрал мне еще антидепрессанты.  

Я невероятно рада, что так сложилось: в моем случае антидепресанты и хороший психолог вернули меня в спокойное состояние. 

Более того — болезнь заставляет пересмотреть очень многое в жизни, и благодаря Марине Константиновне мне удалось уже разобраться с чувством вины, которое преследовало меня много лет, и наладить отношения с близкими. А еще психолог помогает мне не «свернуть», когда я начинаю думать что-то типа «Зачем начинать что-либо?». 


Так, после очередного КТ я чуть не отказалась от курса рисования, о котором мечтала, но мы с Мариной Константиновной договорились, что решения стоит принимать из состояния, в котором находишься сегодня, а не из абстрактного будущего, в котором все станет плохо. Я действительно не знаю, что и когда будет. А сейчас уже несколько месяцев хожу рисовать и радуюсь каждому занятию.

Мне сложно рекомендовать антидепрессанты — в моем конкретном случае я уже не могла справиться без них. А вот работа с онкопсихологом, мне кажется, очень важна и для того, чтобы помочь себе справиться со страхом, и для того, чтобы избавиться от всех переживаний, которые мешают жить.

Дневник-Евгении..jpg

На прогулке


Сообщества и блоги

За время лечения я читала много медицинских статей, несколько блогов, пыталась искать форумы, но встречала как-то мало. И только в начале этого года случайно попала в одно время на капельницу с молодой девушкой Лизой, которая внезапно рассказала мне кучу историй с чудесным выздоровлением, а также дала ссылку на страницу равного консультанта Неретиной Светланы, где было огромное количество ссылок на чаты по разным видам рака. Так я подписалась на чат по колоректальному раку (КРР).

С одной стороны, когда много людей пишут о своей болезни, начинаешь уставать читать эти истории. С другой стороны, на мой взгляд, это две прекрасные возможности: 

  • Узнать личный опыт людей, кто уже проходит такую же схему лечения.
  • Помочь другим советом. 

Так, например, очень хороший врач-дерматолог Евгения Афанасьевна прописала мне схему лечения от ладонно-подошвенного синдрома, которая помогла мне буквально за несколько дней. И я смогла помочь другим пациентам, поделившись опытом.Плюс несколько человек в чате написали мне, что и мой дневник им очень помог. 

Это довольно индивидуально, наверное. Но для меня возможность помочь дает ощущение очень положительной энергии, и я действительно узнала новую и ценную информацию.


И еще: есть явно выраженный терапевтический эффект от ведения дневника/блога — описанные события или переживания становятся каким-то свершившимся прошлым и перестают угнетать, это некий вариант освобождения от регулярного «прокручивания» своей ситуации.


Вера

Все, что касается веры, мне кажется слишком личным, поэтому скажу только одно.

Когда в первый раз выяснилось, что лечение не заканчивается и мне нужно продолжать химию с еще более токсичной схемой, я никак не могла собраться с силами. Мне так не хотелось опять этих капельниц, помпы, побочных эффектов... 

У меня был перерыв в несколько недель после ПЭТ-КТ и началом новой линии терапии, и мне очень нужно было сменить обстановку. Я стала думать про Валаам, так как почему-то уже несколько лет хотела туда попасть. И совершенно невероятным образом все сошлось: моя давняя подруга поехала на дачу под Питер и предложила не только отвезти меня туда и обратно, но и остановиться в квартире ее мамы.

 

Я съездила на несколько дней в Санкт-Петербург и взяла однодневную экскурсию на Валаам. И хотя до этого дня почти все время хотела плакать, вернулась я абсолютно спокойной и готовой продолжать лечение.


Для меня это оказалось огромным источником силы.

Остров-Валаам.jpg     Остров-Валаам..jpg

Остров Валаам



Что еще важно знать:

Что может помочь принять диагноз и как справиться со страхом перед каждым контрольным обследованием? Когда стоит обратиться к психологу и по каким критериям его лучше искать? Нужны ли антидепрессанты во время лечения и что может поддержать, когда вылечиться не удается? Какие службы психологической поддержки для пациентов и их близких есть? 

На эти вопросы мы попросили ответить медицинского психолога Наталью Клипинину.

Психолог-Наталья-Клипинина.png

  • Что может помочь принять диагноз взрослому человеку?

Принятие ситуации, содержащей плохие новости, — это естественный, длительный, многоэтапный, цикличный процесс. В подобных ситуациях, прежде чем мы достигнем определенного внутреннего согласия с изменившейся реальностью, большинство из нас сталкивается с одними и теми же реакциями. 

С какими-то из них нам придется столкнуться неоднократно — например, с чувством вины, самообвинениями, внутренним протестом. Некоторые из них будут сопровождать нас и в ситуации принятия.  

Большинство этих реакций обусловлены биологически, у каждой из них — свои задачи. Например:

  • эмоциональный шок, ступор в самом начале призван защитить нас от совершения необдуманных поступков;

  • отрицание заставляет тщательно и неоднократно перепроверить информацию из разных источников, а также бережет психику от сильного потрясения. 

В то же время эти реакции индивидуальны, мы не всегда можем сказать, как именно отреагирует человек и какой интенсивности будут переживания.


Чтобы принятие болезни состоялось, прежде всего нам нужно время. Мы не можем «перепрыгнуть» или пройти этот путь быстрее, чем адаптируется наша психика. А чтобы этот процесс был менее болезненным, нам необходим запас «лояльности» к собственным реакциям (ведь нет правильных или неправильных переживаний) и тщательный учет наших индивидуальных потребностей: у кого-то в этот период может быть потребность в общении, у кого-то, наоборот, желание побыть в одиночестве. 


И, конечно же, это как раз та ситуация, где поддержки много не бывает. В идеале необходима поддержка междисциплинарной команды специалистов (врачей, медицинских сестер, психологов, социальных работников), ближайшего окружения (наших близких и друзей), людей, имеющих опыт болезни (пациентских организаций, равных консультантов).

Кстати, многие ученые подвергают сомнению возможность, да и саму необходимость 100% принятия даже очевидной малоперспективной ситуации. 


Сохранение «реалистичной надежды» на самый лучший исход из возможных, активная позиция продолжать справляться со сложностями оказывается более перспективной для нашей адаптации и позволяет проживать каждый день максимально полно.



  • Как справиться со страхом перед каждым контрольным обследованием?

Важно помнить, что страх — естественная и важная реакция в ситуации серьезной болезни. Он помогает нам предвидеть самый неблагоприятный сценарий развития событий, подготовиться к нему и в случае столкновения с реальной угрозой может помочь нам действовать более активно, не теряя времени. 


Поэтому перед нами стоит более сложная задача — не просто подавить страх, а научиться управлять им: сохранить его полезный потенциал и одновременно не дать чувствам дестабилизировать нас и лишить сил. 


Снизить уровень страха можно медикаментозно, принимая назначенные психиатром препараты), получая психологическую помощь, пользуясь методами самоподдержки или используя все в комплексе.

Список психологических методов, используемых для работы со страхом, обширен и разнообразен. Это может быть и глубинный анализ страха, конфронтация с неприятными мыслями и образами, и техники регуляции эмоций и релаксации, и техники переключения внимания, и нарративные практики (ведение и анализ дневников), и определение зоны контроля в своей жизни, а также разработка четких и структурированных планов решения проблем, развитие навыков жить «здесь и сейчас».

Разным людям (и одному и тому же человеку в разные периоды) могут помогать разные методы и подходы. Важно иметь поддержку, пробовать новое и в целом сохранять бережное отношение к себе.  


  • В каких случаях стоит обратиться к психологу? 

Наиболее частые проблемы, которые заставляют людей обращаться к психологу, это:

  • трудности принятия диагноза, самостигматизация — то есть представление о болезни как о чем-то стыдном, как о факте, о котором не принято говорить,  сложности адаптации к лечению;

  • эмоциональные проблемы (шок, подавленное настроение, тревога, страх, вина, неопределенность, чувство одиночества); 

  • экзистенциальные вопросы (потеря/поиск смысла жизни, проблемы самореализации); 

  • проблемы, связанные с последствиями лечения: проблемы со сном, с аппетитом, болевой синдром, изменения внешности (потеря волос, шрамы, калечащие операции), усталость;

  • трудности в соблюдений назначений, в общении и построении отношений с врачами;

  • сложности в разговорах о своем заболевании с окружающими;

  • вопросы социальной адаптации и возвращения к привычной жизни после лечения.


Уровень психоэмоционального дискомфорта (дистресса) определяется по специальному дистресс-термометру (NCCN Distress Thermometer). Если он выше 4-х баллов — это повод обратиться за психологической поддержкой, так как именно эти баллы (от 4-х до 10) коррелируют с повышенным уровнем тревоги, депрессии). 

С помощью этого опросника пациент также отмечает сложности, с которыми он столкнулся за последнюю неделю: бытовые, семейные, психологические, проблемы со здоровьем, что позволит понять, консультация какого специалиста наиболее актуальна (врача, психолога, специалиста по социальным вопросам, духовного лица).

Однако связи между уровнем дистресса и потребностью/обращаемостью людей с онкозаболеваниями за психологической помощью не так однозначны. В реальности мы встречаем людей, которые имеют высокий и крайне высокий уровень дискомфорта, при этом не видят необходимости/желания обращаться за психологической помощью, предпочитают справляться сами или используют непсихологические методы поддержки — йогу, для успокоения, бокс для снятия напряжения, музыку, танцы. 

Так же достаточно много людей обращаются за помощью к психологу, не имея выраженного дистресса или даже профилактически — только узнав, что у них есть подозрение на диагноз. 


Ученые во всем мире думают, как уменьшить эту пропасть между уровнем дискомфорта человека и его обращаемостью за психологической поддержкой. Пока ответ один: единственный критерий оказания психологической поддержки — желание самого пациента, ведь помощь не может оказываться насильно, а уровень страдания от одного и того же события — вещь индивидуальная. 


В тоже время специалисты и общество должны думать о том, чтобы психологическая помощь для пациентов была доступной в разных форматах (в том числе в виде рекомендаций по самопомощи), качественной и не стигматизированной, не осуждаемой. 


Наоборот важно, чтобы обращение за психологической поддержкой считалось полезным примером разумной экономии душевного топлива в трудный период.


  • Где и как можно найти специалиста? Нужно искать именно онкопсихолога?

Официально в России нет специальности «онкопсихолог». Оказывать психологическую поддержку людям/семьям в ситуации болезни и лечения традиционно обучают медицинских психологов. 

Онкопсихологами обычно называют себя психологи, работающие в сфере онкологии. При этом это могут быть совершенно разные специалисты: 

  • медицинские психологи в онкологической клинике/поликлинике,   

  • психологи НКО и благотворительных фондов,   

  • частнопрактикующие психологи с дополнительным психотерапевтическим образованием и опытом работы в онкологии,   

  • психологи, имеющие членство в более узких профессиональных научных организациях — например, в международных обществах психоонкологов — IPOS, SIOP, которые разрабатывают единые по всему миру стандарты психологической поддержки пациентов,   

  • психологи, получившие дополнительное профессиональное образование по психологической помощи в онкологии.


Соответственно, уровень образования, опыта и качество оказываемой психологами поддержки может быть совершенно различным, и принятие решения чаще всего ложится на плечи самого пациента и его близких. 


Поэтому при выборе психолога — еще до начала работы с ним — важно не стесняться интересоваться полученным образованием и опытом работы специалиста, ознакомиться с его публикациями, сформулировать цели и задачи совместной работы, получить ответы на все имеющиеся у вас вопросы (которые позволят принять решение), подписать согласие на работу, где будут описаны ее условия. 


Это поможет не только учесть ваши предпочтения и подтвердить квалификацию специалиста, но и защитит от взаимодействия с психологами-шарлатанами в области онкологии. Так, например, к сожалению, среди психологов широко распространена идея о происхождении онкологического заболевания в результате определенного поведения человека, наличия у него соответствующих мыслей или чувств (так называемое «психосоматическое» направление). 


Работа со специалистом, разделяющим антинаучные убеждения, способна ухудшить состояние человека, который справляется с болезнью, нагрузить его необоснованным чувством вины и отнять много психологических ресурсов.


У человека в ситуации тяжелой болезни далеко не всегда есть ресурсы на пристальное изучение специалистов. Именно поэтому многие предпочитают продолжить работу с психологом, которого знали ранее (даже если у него нет соответствующей квалификации), или поручают поиск квалифицированного психолога близким. В такой ситуации это, конечно же, чаще бывает оправдано.


  • Антидепрессанты во время лечения: в каком случае они нужны?

В процессе лечения у человека с онкологическим заболеванием очень часто возникают депрессивные реакции и состояния: подавленность, апатия (нежелание ничего делать), астения (психоэмоциональная усталость), тревога/паника. Они могут быть связаны как с сильным уровнем психофизического дискомфорта (дистресса) из-за болезни и лечения, так и с побочными действиями определенных видов терапии. Это и следствие длительного лечения самого по себе, истощающего силы организма. 

Для решения таких проблем и поддержания качества жизни часто используются различного рода антидепрессанты — самостоятельно или в сочетании с психологической поддержкой. Чаще всего их назначает психиатр. 


Однако использование антидепрессантов в онкологии и паллиативе в настоящее время становится значительно шире — например, как помощь в комплексной терапии боли и болевого синдрома (нейропатической боли) или для улучшения аппетита.


Совершенно не обязательно дожидаться тяжелого состояния, депрессии, чтобы начать принимать назначенные препараты. Однако есть и другое заблуждение — думать, что антидепрессанты следует принимать всем людям с онкологическим заболеванием и даже профилактически: это не так.


  • Психологическая поддержка в паллиативных ситуациях: что может помочь?

К сожалению, при онкологических заболеваниях неизбежны случаи, когда не удается вылечиться. Важно помнить, что это не означает, что человеку нельзя помочь или что он ни в чем не нуждается. Даже в такой ситуации должна быть задействована помощь множества специалистов, поддерживающих качество жизни человека на максимальном уровне, должны быть доступны все новейшие способы и средства облегчения страданий. 

Большинство людей в этот период, конечно же, нуждаются в психологической поддержке. Ее задачи:

  • выстраивание жизни в новых условиях, поиск ее смысла, внимание к собственным психологическим потребностям (быть услышанным, понятым, завершить важные дела, оставить о себе память), 

  • помощь в принятии важных решений и подготовка к последним дням жизни и уходу (написание завещания для близких, пожеланий для врачей), 

  • выстраивание общения с близкими (в том числе, сообщение плохих новостей своим детям, родственникам). 

  • Полезной может оказаться психологическая помощь в комплексе мероприятий по облегчению тягостных симптомов (боли, одышки).


Есть и способы самопомощи: например, ведение дневника — это психолог, который всегда с тобой, группы поддержки (в том числе онлайн), чтение литературы (особенно на духовные темы — о жизни и ее смысле), помощь другим.

Психологическая поддержка в такой период очень часть дает стимул для так называемого «посттравматического роста». 


В крайне непростой ситуации у нас появляется способность острее и ярче воспринимать жизнь, по-особому ценить наши отношения с окружающими, спешить использовать имеющиеся возможности, радоваться каждой минуте бытия, максимально проявить свои таланты и двинуться навстречу давно откладываемой мечте, заражая близких своим примером и помогая справиться им с ожидаемой разлукой.


  • Какие службы психологической поддержки есть, где можно найти помощь?

  • Медицинских психологов, которые поддерживают людей с онкозаболеваниями, все чаще можно встретить в больницах в составе междисциплинарных команд, сопровождающих лечение.

  • Проекты по психологической поддержке пациентов и их близких есть у многих НКО и благотворительных фондов: например, у фонда «Живой», Advita, Фонда борьбы с лейкемией). 

  • Также существуют горячие линии психологической помощи (службы «Ясное утро», фонда помощи хосписам «Вера», Московская служба психологической помощи). 

  • Есть движение «равного консультирования», когда информационную и психологическую поддержку пациентам оказывают люди с таким же диагнозом, но уже прошедшие лечение. 

  • Есть группы и проекты взаимной поддержки пациентов.

  • Сориентироваться в самых разных вопросах по поводу профилактики, диагностики и лечения онкозаболеваний можно на портале «Все не напрасно» — в бесплатной онлайн-справочной «Просто спросить» и справочнике «Онко Вики». 




Что еще почитать:




Дневник Евгении:

Дневник пациента_обложка.jpg
  • Первая часть — о скрытых и явных симптомах, обследованиях для постановки диагноза и реакции на происходящее.

  • Вторая часть — о поиске хирурга и операции по удалению ободочной кишки. 
  • Третья часть —  о том, как Евгения проходила химиотерапию и с чем столкнулась в процессе лечения.  


Поделиться с друзьями

Комментарии

Будьте первым, кто оставит комментарий к этой записи

Оставить комментарий

Комментарий появится здесь после прохождения модерации и будет виден всем посетителям сайта. Пожалуйста, не включайте в текст комментария ваши личные данные (полные ФИО, возраст, город, должность), по которым вас можно идентифицировать.

Другие статьи по теме
Новые материалы